Судьба Человека (истории из жизни)

Дом для Бандита Он больше не верил людям. Но вот эта пожилая женщина с доброй улыбкой, мягким голосом и неизменной едой в пакетике, чем-то понравилась Бандиту. Сегодня он решил подойти и успокоить добрую женщину... — Семеновна, прекращай бездомышей прикармливать, да заразу плодить! Особенно этого бандюгу! Последний раз тебе говорю! — Римма Эдуардовна возмущенно тыкала наманикюренным пальчиком куда-то в сторону кустов. Татьяна Семеновна оглянулась. И точно, из зарослей ивняка единственным глазом за ними наблюдал большой полосатый кот, Бандит. — Да я же не прикармливаю, а подкармливаю. В парадную не тащу. А на пустыре-то кому они мешают? — опустив глаза, как провинившаяся школьница, начала оправдываться она. — Я их пристрою... — Попробуй! Ну, а если не получится... — Римма Эдуардовна красноречиво чиркнула по горлу красным ноготком. ***** Дом, в котором жила пенсионерка Татьяна Семеновна, стоял на самой окраине города. Дальше, казалось, цивилизация кончается. Только колыхался ковылями и злым борщевиком бескрайний пустырь. Именно там, среди травы и кустов, подальше от страшных борщевичных зонтиков, Семеновна устроила кошачью столовую. Спонтанно устроила, когда обнаружила, проходя по краешку пустыря, мохнатое семейство. Маму-кошку и четырех котят-подростков. — Бедненькие, голодные, небось. Я вам обязательно покушать принесу. Хорошо, что хоть пока тепло — лето. А к осени я вам постараюсь дом найти, — пообещала Семеновна. Обещание свое она сдержала пока только наполовину. Принесла из дома несколько мисок и стала регулярно подкармливать кошачье семейство. Попутно звонила своим малочисленным подружкам: — Кошечку не хотите? Или котика? Хорошие! — неумело рекламировала она своих подопечных. Но подруги все как одна отказывались. У кого-то пенсия маленькая: «Себя бы прокормить». У кого-то родственники на дух животных не переносят: «Моя невестка меня с твоим котом из дома выставит». Прошел месяц, а Семеновна все никак не могла выполнить обещанное кошачьей семье... Котята росли. А кроме того, к импровизированной столовой прибился большой, мордатый одноглазый кот, совершенно бандитской наружности. Мама-кошка была не против такого соседства. Может, как и человеческие женщины, нуждалась в сильном мужчине. А кот был явно матерый. Семеновна сначала испугалась непрезентабельного одноглазого дикаря, а потом пожалела. «Жизнь, видать, беднягу крепко била, глаза вот лишила! А он назло всем выжил! Боец, значит! Грех такого прогонять!» — подумала она и в следующий раз прихватила из дома еще одну миску. Именно тогда Римма Эдуардовна и заинтересовалась странным поведением соседки: — Ты чего это, Семеновна, по пустырям шатаешься, да в кустах шуршишь? — подняла Римма тонкую, выщипанную по старой моде, бровь. — Приятели у тебя там, что ли? Конечно, она хотела уколоть Татьяну Семеновну. Намекала на то, что уж не завела ли одинокая соседка дружбу с маргиналами. Но та сарказма не разглядела. И вполне добродушно ответила: — И приятели, и приятельницы! Вот покушать им несу! — Семеновна покрутила перед носом соседки алюминиевой миской и подняла повыше прозрачный пакет с бюджетным кошачьим кормом. — Ох, да неужели они такое едят?! — вполне искренне удивилась Римма Эдуардовна и показушно прижала холеную руку к левой стороне шелкового платья в районе сердца. — Едят и не привередничают, — смущенно улыбнулась Татьяна Семеновна. — На дорогой-то корм у меня денег нет. Пенсия, сама понимаешь, скромная. — Постой-постой... Что-то я не поняла! Ты кого там в кустах кормишь? Алкашей наших? Ваньку с Любкой?! Я подумала, ты с ними дружбу завела, от одиночества! — Да господь с тобой, Римма! Кошечка там с котятами! — возмутилась Татьяна Семеновна. — Еще не лучше! — бровки Риммы Эдуардовны сошлись на переносице. — Блохастые рассадники всяческой заразы! Ты давай это прекращай! Нечего из нашего жилища Кошкин дом делать! — Да они же на пустыре! — Это пока лето! А зимой ты их в парадную притащишь! Знаю я вас, кошатниц сердобольных! — отрезала Римма. — Надо на них службу отлова вызвать! — Не надо, Риммочка, я к зиме их пристрою! — Татьяна Семеновна сложила руки, с зажатыми в них миской и пакетом, в умоляющем жесте. Римма Эдуардовна обожала, когда ее просили... — Ладно, дам тебе немножко времени. Пристраивай, но если не получится... — Получится! — быстро закивала Татьяна Семеновна. Но время шло, а дело с пристройством не двигалось с мертвой точки. Да еще и Бандита Римма Эдуардовна однажды увидела. Теперь она прямо лютовала. Каждый раз, завидев Семеновну, бросалась к ней и сыпала угрозами. Спасибо, что хоть к активным действиям пока не переходила... ***** Татьяна Семеновна привычно свернула с протоптанной вдоль пустыря дорожки и, колыхая высоченную траву, направилась к зарослям ивняка, где расположилась кошачья столовая. Бандит уже был там. Прошмыгнул одному ему известными тропами и опасливо ждал в сторонке, пока Семеновна наполнит миски. — Плохи наши дела, Бандит! — грустно сказала коту Татьяна Семеновна. — Я понимаю, что ты не виноват. Но наша поборница чистоты и порядка после твоего появления совсем с катушек слетела. Чем-то ты ей сильно не понравился. Как бы она все свои угрозы разом ни исполнила... Бандит настороженно смотрел на Семеновну и молчал. — Ну, меня-то можешь не опасаться. Ты уж поверь — я бабка мирная. Сомневаешься? Понимаю, видать, горький у тебя опыт общения с людьми... — вздохнула Семеновна и отошла от мисок на несколько шагов. Присела на бетонную трубу, валявшуюся неподалеку, и углубилась в свои невеселые мысли. Как быть, кого просить? С интернетом она не очень дружит, новые контакты налаживать не умеет… Из раздумий ее выдернуло утробное мурчание. Она посмотрела вниз: у ее ноги сидел Бандит и тарахтел, как трактор. Никогда еще кот не подходил так близко. — Ого, да ты, оказывается, все понял, что я тебе сказала! — изумилась Семеновна и осторожно, медленно погладила Бандита по серой полосатой спине. Кот дернулся, когда рука Семеновны коснулась его шерсти, но остался на месте, мужественно доверяясь человеку, чего не делал уже очень давно... ***** Жизнь научила Бандита опасаться людей. И правильно — иначе не выжить! Раньше, когда он только оказался на улице после теплого дома, Бандит еще не знал, что у такого, как он, мало шансов на еду и ласку. Обычный серый кот, полосатый, большой... Он подходил к людям и надеялся, что они хорошие. И его хозяин был хорошим! Просто так сложились обстоятельства, и он почему-то уехал, оставив Бандита одного. Но жизнь быстро научила его уму-разуму. «Брысь!» — теперь было вместо ласковых слов. А пинок ногой — вместо поглаживаний. Есть отныне приходилось то, что сам поймает или добудет. И главное, добывая еду, здраво оценивать свои силы. У ворон провиант лучше не отнимать. Одна такая попытка стоила Бандиту глаза! За свою трехлетнюю беспризорную жизнь Бандит чего только не пережил. И камни в него летели, и собаками его травили, а уж сколько раз обругали и прогнали, так этому вообще счета нет. Он больше не верил людям. Но вот эта пожилая женщина с доброй улыбкой, мягким голосом и неизменной едой в пакетике, чем-то понравилась Бандиту. Может, тем, что была добра к Мурке с ее выводком, над которыми Бандит взял шефство. А может, тем, что с пониманием относилась к самому Бандиту! Сегодня он решил подойти и успокоить добрую женщину. Уж больно грустным был ее голос, и в какой-то обреченной позе она застыла на бетонной трубе. Переживала! И переживала за них! ***** Сережка приезжал к своей бабушке, Римме Эдуардовне, нечасто. Уж слишком разными они были. Но, как говорил папа: «Сережка, родных надо ценить! Знаю, бабуля — не сахар, а с возрастом так вообще возомнила себя королевой! Тяжело с ней. Но это же не повод, лишать ее радости общения со взрослым внуком!» Конечно, Сергей соглашался. Не беда, что бабушка считает его занятия ерундой. Особенно то, что он в свободное время помогает приютам для животных. Можно же об этом с ней и не разговаривать. Это раньше он на нее обижался, а сейчас, в свои шестнадцать, скорее жалел бабулю. Ведь тяжелый характер обрек ее на одиночество. Молодится Римма Эдуардовна, по салонам красоты ходит, платья красивые покупает, а похвастаться некому. Подруг нет — разбежались. Остались только родные с их редкими визитами. Сегодня Римму Эдуардовну просто распирало от новостей. Еле дождалась, пока внук разденется, нальет себе кофе и сядет за стол. — Ты представляешь, у меня соседка Семеновна от одиночества умом тронулась! Я-то думала, что только молодежь ерундой страдает, играя в спасателей всего живого! Так нет, она одинокая пенсионерка! Ни детей, ни внуков, ни мужа! А туда же! Пенсия мизерная, а она на нее кошачью столовую на пустыре открыла! Вот и сейчас туда пошла! Я в окошко видела. Ну ничего! Скоро я этому конец положу! — возмущалась Римма Эдуардовна. Татьяну Семеновну Сергей помнил очень хорошо. Добрая, милая женщина. Когда Сережка был маленький, она всегда угощала его то яблочком, то конфеткой. Спрашивала о жизни. С интересом слушала ответы. — Так чего же в этом плохого? Я, как ты помнишь, тоже животным помогаю! — удивился Серега. — Ты молодой еще! Глупый! Пройдет у тебя эта блажь со временем. А она-то куда? Люди к старости мудрыми должны становиться. А какая же это мудрость — пенсию свою копеечную на бездомышей хвостатых разбазаривать?! — бровки Риммы Эдуардовны взлетели вверх. — Слушай, бабуля, а где она котов своих кормит? — неожиданно спросил Сережа. — А тебе зачем?! — Да, пойду поговорю с ней. Может, чем помогу... — Ну вот правду говорят: что старый, что малый! Ладно, спасатель, сходи! Может, и правда поможешь! Я ж не зверь какой! — внезапно согласилась Римма Эдуардовна, но тут же спохватилась: — Но если не уберете этих кошек отсюда, я решу проблему по-своему! Вдоль пустыря по дорожке пойдешь и тропинку увидишь справа! Тебе туда. Только смотри, заразу в дом не принеси! ***** Когда Сережка продрался через заросли, в которых петляла узенькая тропка, то увидел идиллическую картину. Солнце садилось, окрашивая исполинские борщевики вдали в нежный розовый, качались ковыли, темнели островки ивняка тут и там. А на фоне этого великолепия спиной к Сергею сидела на бетонной трубе Семеновна, рядом примостился большой кот. — Здравствуйте! — Сережка подошел. — Ох, Сережа, напугал! Здравствуй! — сказала, улыбаясь, Семеновна. Кот прыгнул в кусты, как будто его и не было. Только ветки вздрогнули. — Бабуля сказала, что вам помощь нужна. — Нужна. Вон у меня семейка бездомная... Никто не хочет приютить! — Татьяна Семеновна указала рукой на кошку и котят, игравших возле мисочек. — Славные. Этих пристроим. Я ведь волонтерю помаленьку, — улыбнулся Серега, разглядывая хвостатое семейство. — А того здорового котяру? — Бандита? — Татьяна Семеновна на минуту задумалась. — Нет, Сережа, Бандит — кот пуганый, не пойдет он ни к кому... Кроме меня, наверное. Попробую его уломать со мной жить. Бандит тихонько сидел в кустах и слушал разговор мальчишки с доброй женщиной. «Она хочет взять меня домой? Меня?! Серого, некрасивого, одноглазого?! Я не ослышался?» — метались мысли в его голове. ***** Он и правда не ослышался. Мурку с детишками Сережка пристроил довольно быстро. Однажды он пришел к кошачьей столовой с двумя девушками и парочкой переносок. — Сначала благородное семейство отвезем к ветеринару, а потом уже по домам! — сообщил он обрадованной Семеновне. — Есть для них желающие. Маму вот Леночка возьмет. Одна из девушек выступила вперед и сделала шутливый реверанс. — А остальным Оля нашла хозяев. Детвора пока к ней поедет, а там уже и по домам! Вторая девушка кивнула. Когда Мурка с детьми уехали, Бандит вышел из зарослей ивняка и устроился у ног Семеновны, которая неизвестно почему промакивала глаза платочком. — Вот и все, Бандит, уехали... — она посмотрела на кота влажными глазами. — Теперь твоя очередь переселяться. Будешь со мной жить? Я тебя очень прошу... Кот для вида задумался, дернул хвостом, глянул на Татьяну Семеновну одним глазом и одобрительно затарахтел. Она поняла. — Ну, тогда пойдем домой. Они шли по узенькой тропинке, качалась потревоженная трава, стрекотали кузнечики... Словно желали Бандиту и Семеновне счастья в новой счастливой жизни. Автор АЛЁНА СЛЮСАРЕНКО

Присоединяйтесь!))

Поиграем?

#интерактив

В начале двухтысячных работала в центре мобильной связи. Приходит бабушка, божий одуванчик, ситцевое платьице, старушечьи сандалии, спина согнута. И говорит : " Мне нужны блютус наушники". В то время это были наушники для продвинутых. Я решила, что я не поняла и предложила обычные наушники. На что она с нетерпением сказала:" Нет, мне нужны БлюТус наушники". Купила самые дорогие, достала крутой телефон ( смартфонов ещё не было) для продвинутых, быстро подключила наушники и , довольная, пошла. Я прямо умилилась, до того это круто! (Светлана)

Звонок. Открываю дверь. За дверью красавица – молодка лет тридцати с небольшим, точеная фигурка, облегающее красное платье-мини открывает загорелые красивые ноги, в глубоком декольте пышная грудь. Макияж, все дела. Улыбаюсь красавице: «Вам кого?» - Мне вас, - отвечает строго, - меня Любовью зовут. - Любовь – это прекрасно. Приятно, когда в дом приходит любовь, - радуюсь я, распахивая дверь шире, - входите. Входит. Стоит посередине прихожей, оглядывается. - Да вы в комнату проходите. Вон туда. А я быстренько на кухню, у меня там блинчики жарятся. Выключу плиту. Возвращаюсь к красавице через пару минут. Она сидит в кресле, нога на ногу, локоточки на подлокотниках, спина изящно выгнута, как у кошки перед прыжком. Чувствуется, что предстоит серьезный разговор. Что ж, поговорим. - Чай? Кофе? - Нет. Ничего не надо. - Хорошо. Я так понимаю, что у вас разговор ко мне имеется. Слушаю. Меня зовут Надежда Петровна. - Я знаю. Я про вас все знаю. - Да? – искренне удивляюсь я, - Надо же. А я вот про себя далеко не все знаю. Вы потом расскажите мне про меня подробно, ладно? Мне просто интересно. Особенно любопытно узнать свое будущее. - Охотно расскажу про ваше будущее: очень скоро от вас уйдет муж. - Сергей? Хм. И куда же он уйдет? - Ко мне. Я его любимая женщина. - А… - наконец доходит до меня, - вы – его любимая женщина. Понимаю. Знаете, а я тоже его любимая женщина, по крайней мере, он сам так говорит. Надо же какое совпадение. Слушайте, Любовь, а давайте по этому поводу выпьем. - Вы что? Не буду я с вами пить. Вот еще. - Да вы не пугайтесь. Я же не предлагаю вам напиться. Так, чисто символически – по глоточку за знакомство. Я иду на кухню за вином и бокалами. Возвращаюсь. Красавица Любовь по-прежнему восседает в кресле, локоточки на подлокотниках, нога на ногу, спина как у кошки перед прыжком. Я ободряюще улыбаюсь ей, ставлю на стол бутылку и фужеры. Наливаю на донышко в фужеры, иду к гостье. - Давайте, Любовь, за знакомство, - протягиваю ей фужер. - Не буду я с вами пить, - непрекословно Любовь. - Ну, как хотите. – Я выпиваю из своего бокала, поясняю: «Это я за знакомство», выпиваю из другого: «Это я по поводу повода вашего прихода». - Итак, Любовь, - я сажусь в другое кресло, - вы пришли забрать моего мужа. - Именно. Тем более, что он уже практически мой муж. Осталось только оформить все документально. Он любит меня, а я его. Любовь – это главное в жизни. Поэтому мы должны быть с ним вместе. Я как-то говорила об этом с ним, и он в принципе согласился. - Прекрасно, - радуюсь я, – сейчас мы с вами, Любовь, все вместе сделаем. - Что сделаем? - Мы вместе соберем вещи моего, пардон, вашего Сергея. Потом вызовем такси, и вы все увезете. - Так… вы согласны, что ли? - А что мне остается? – смеюсь я, - Давайте, голубушка, сразу и приступим. В том шкафу все вещи и предметы мужского туалета выгребайте. А я в спальне все подберу. Поехали. Цигель, цигель, ай-лю-лю! «Ветка сирени упала на грудь, миленький мой, ты меня не забудь. Миленький мой, ты меня не забу-удь! Ветка сирени упала на грудь», - пою я, доставая стопочки мужских отглаженных рубашек из шифоньера. Так, светлые летние брюки, летние джинсы, утепленные джинсы. Носки. Трусы, плавки, футболки. Носовые платки. Джемпер. Еще джемпер. В нижнем ящике электрическая бритва. Три кожаных ремня. На вешалке пестрая гроздь галстуков. Костюм выходной. Еще костюм. Еще. Ветровка. Куртка демисезонная. Куртка зимняя кожаная. Так, что еще? А где его черный японский зонт? Вот он, голубчик. – «Миленький мой, ты меня не забу-удь! Ветка сирени упала на грудь!» Является Любовь. - Что, уже все собрали? – удивляюсь я, - Быстро вы. Надеюсь, ничего не пропустили? Там в тумбочке под телевизором документы. Мои оставляете, его забираете! – Командую я. - Цигель-цигель! Ай-лю-лю! «Ветка рябины не тонет, плывет. Миленький душу на ленточки рвет. Миленький душу на ленточки рве-ет! Ветка рябины не тонет, плывет». - Надежда Петровна, - прерывает мою самозабвенную арию Любовь, - а почему вы так быстро согласились отдать мужа мне? - А что такое? Разве вы не рады? - Нет, я рада, конечно. Только…. Не понятно как-то. Я думала… - Вы думали, что я буду рыдать, кричать, драться за него, вас выгонять, да? Нет, милая. Зачем мотать нервы себе и вам? Зачем устраивать спектакли, если все уже решено. Глупо. Там, на кухне бокал рыжий с изображением тигра – его тоже берите. Это Сережин любимый, внучка подарила на день рождения. Расправившись с шифоньером, достаю с антресолей фотоальбомы. Пролистываю, вынимаю все фото, где Сергей. Получается приличная стопка. Аккуратно складываю в пакет. Снова является Любовь. - Надежда Петровна, я что подумала, ведь это чисто моя инициатива – насчет переезда Сергея ко мне. А вдруг он будет возражать? - Да ни в коем случае! Как он может возражать против переезда к такой красавице, да еще по имени Любовь? К любимой и любящей женщине! Он будет только рад. – Решительно рассеиваю я ее сомнения. – Сейчас мы все сложим в одно и вместе посмотрим не забыли ли чего. Берите вот это, я вот это и понесли в зал. Мы переносим вещи в зал, складываем на диван. Вместе с тем, что уже приготовила Любовь, получилась приличная куча: весь диван завален с горою. - Инструменты! – кидаюсь я к кладовой. Так, ящик с инструментами, электродрель, набор сверл. Еще ящик с разными железяками. Коробочка с гвоздями и шурупами. Кажется, все. - Кажется, все! – подвожу я итог, после того как перенесла все железки к дивану. - Надежда Петровна, может, я все же несколько поторопилась? Давайте я сначала поговорю с Сергеем? Хотя бы по телефону. - Это совершенно лишнее! Вы согласны, Сергей тоже, я не возражаю. Все нормально. Сейчас я принесу пакеты, баулы, мешки – будем паковать. «Ветка акации бьется в стекло. Счастье стучалось, да мимо прошло. Счастье стучалось, да мимо прошло-о! Ветка акации бьется в стекло». Мы ловко и аккуратно пакуем вещи в четыре руки. Работа спорится. Время от времени я, вспомнив что-то еще, убегаю то в спальню, то на кухню, то на балкон, то в прихожую, то в кладовку – как птица в клювике несет в родное гнездышко червячка или травинку, так и я все несу и несу к дивану то флешку, то фотоаппарат, то зубную щетку и пену для бритья, то тапочки, то гаечный ключ, то кроссовки, то зажигалку с пепельницей. Уф. Кажется, все. Упс! Новый ноутбук! Любимая игрушка моего мужа, пардон, бывшего мужа. - А вот в этом пакете, Любовь, его грязные вещи, не успела постирать, так вы уж сами. - Да нет уж, не возьму. - Да нет уж, возьмите. Чтобы не было потом причины ни ему, ни вам сюда возвращаться. Ну что, вызываю такси? - А… можно чаю? - Можно. Пьем чай на кухне. С блинчиками. - Я его люблю, - доверительно рассказывает мне Любовь, - Он очень хороший. Он умный, тонкий, великодушный, заботливый, внимательный, веселый и щедрый. Он знаете какой? Он… - Знаю, - киваю я, - грубый, ленивый, молчун, неряха, невнимательный. Никогда не вспомнит ни про мой день рождения, ни про восьмое марта. Жмот и скряга, каких мало. А еще у него пунктик - помешан на чистоте, везде ему бардак мерещится, достал меня уже своими придирками. Это он в отца пошел, тот таким же был. - Не может быть! – не верит Любовь, - А, может, я ошиблась адресом? Напутала? Может, ваш Сергей – это вовсе не мой Сергей. - Никакой ошибки. Все правильно. Вы ведь шли к Надежде Петровне, а я и есть Надежда Петровна. - Но почему тогда он такой разный? - Вы не переживайте, Любовь, - успокаиваю я ее, - меня он разлюбил, а вас полюбил. Потому и отношение такое разное. У вас все хорошо будет. Еще добавки? Любовь задумчиво кивает. Доливаю чаю, докладываю блинчики. - Вкусные, - хвалит Любовь, - а вот я готовлю не очень. - Ничего. Он ведь неплохо зарабатывает. Будете в ресторанах питаться или наймете домработницу. Это не главное. Главное в жизни – любовь! - А почему вы сказали, что вы тоже его любимая женщина. Это он так вам говорил? - Редко. Только в минуты хорошего настроения. А они у него случались не часто. Вернее, на людях он сама вежливость и душевный, приятный человек, а дома совсем другой – раздраженный, замкнутый, злой, всегда всем недовольный, ничем ему не угодишь. Он из тех, кто несет в дом весь негатив, что накопил за день, чтобы обрушить все на близких, то есть, на меня. Но это потому, должно быть, что я ему надоела, стала раздражать. У вас совсем другое дело - любовь, взаимопонимание, значит, все обязательно будет хорошо. - И все же он хоть изредка, да называл вас любимой женщиной? - Врал, должно быть. Или по привычке говорил. Не берите в голову. Сравните себя и меня – где уж мне до вас, красотки такой. - А вы еще вполне ничего, - критически окидывает меня взглядом Любовь, - очень даже. Честно говоря, я вас представляла совсем другой – старой, ворчливой, опустившейся, толстой теткой. С его слов так выходило. - Это потому, что он меня так видит. Надоела я ему, опостылела. Можно понять, за столько-то лет. - А вам не жалко, что он уходит? - Жалко?! – хохочу я, - Вот уж нет! Совсем наоборот. То есть, я хотела сказать, что я постараюсь мужественно пережить эту потерю. - Надежда Петровна, а давайте… по две капли. За знакомство. - А давайте, - подмигиваю я ей и ухожу в зал за бутылкой. -… Ну, будем. Чин-чин! - За знакомство, - Любовь выпивает вино, промокает губки салфеткой, оглядывается, - а у вас очень мило. Уютно. Мне понравилось. Чистота, порядок, все со вкусом. Видно, что вы хорошая хозяйка. А для меня уборка – чистое наказание. Терпеть не могу этим заниматься. Сразу настроение портится. Жалко свою жизнь тратить на такие низменные, неинтересные вещи. - Честно говоря, и мне иной раз бывает жалко. Но еще жальче обрекать себя и близких на житье в грязи и хаосе. А вообще, я люблю заниматься хозяйством. Готовить люблю. А еще я петь люблю. - Я заметила. - А давай споем вместе? - Я не пою. - Жаль. Под хорошее настроение Сергей любил иной раз попеть со мною дуэтом. - А ваша дочь… Как она отнесется к тому, что ее отец ушел из семьи? - Это ей не понравится, конечно. Отца она обожает. Но что делать, раз так случилось? Вы это в голову не берите. Это уже мои дела. Я Наташе все растолкую, поймет. Не сейчас, так со временем. Все же сама уже мама, моей внучке скоро три будет. Ну так что, вызываем такси? - Ой, я как-то не рассчитывала… Боюсь, что денег на такси может не хватить. Давайте я в следующий раз все увезу. - Ничего, я заплачу. Все же Сергей мне не совсем посторонний. - А, может, все-таки… - Нет уж, Любовь, никаких «может быть». Не стоит откладывать на потом такие важные, судьбоносные дела. Ой, секундочку, телефон. …Да, Сережа. Слушаю. …Стоп. Давай, милый, сменим тон, поговорим спокойно, без ора. Что ты хотел сказать? …Да, я все сделала, что ты наказывал. …Да, квартплату заплатила, за телефон тоже, Интернет проплатила. …Да, джемпер из химчистки забрала. С сестрой твоей Тамаркой по магазинам прошлись, все, что ей нужно к юбилею, закупили …Сациви на ужин? Вот этого не обещаю. …Как почему? Думаю, что сегодня ужинать ты будешь в другом месте? …Где? Думаю, скоро тебя известят об этом. …Да нет, никакими загадками я не говорю. Не сбрендила и крыша моя на месте. И настроение прекрасное. Пою. Пью чай с блинчиками. Ну ладно, Сереж, дела у меня. Ты ни о чем не переживай. Все будет хорошо. Любовь растерянно топчется на лестничной площадке. Таксист, маленький энергичный мужичок, делает уже третью ходку за вещами. Я с улыбкой говорю: «Любовь, вы абсолютно правы: главное в жизни – это любовь. Все остальное второстепенно. Я желаю вам с Сергеем от всей души большого счастья, полного взаимопонимания. Берегите свое чувство. … Товарищ таксист, вы все? Вот деньги, возьмите, сдачи не надо - поможете барышне вещи донести до квартиры. Да, Любовь, вот здесь я записала рецепт блинчиков, которые вам так понравились. Как-нибудь на досуге приготовьте Сергею, он любит вкусно поесть. И не переживайте вы так. Все будет хорошо!» Автор Лариса Маркиянова

Пьющий Дочь матери позвонила: «Мама, приходи, быстро приходи. Мне плохо». Истерика у дочери, плачет и задыхается. У зятя недельный запой, появились галлюцинации. Кажется зятю, что в прихожей враги. Вышел из комнаты, тяжелым кулаком в легкую дверь: «Выходите, все равно найду, уничтожу». Надо бы медиков вызвать, но боится дочь, просит успокоиться. Но разве в таком состоянии остановишь? Мать пришла, увидел тещу: «Вдвоем грызть будете»? Из своей комнаты выглянула внучка и дверь закрыла. Испугалась девочка. Теща не испугалась. Смелость появилась – девочек своих жалко. Взяла зятя за руку, сказала: «Поблагодарить тебя пришла. Специально. Ты так хорошо шкаф собрал, светильник на балконе установил. Знаешь, теперь могу вечерами не дурацкий телевизор смотреть, а на балконе добрую книжку читать». Успокоился на миг зять. Но дочь не в состоянии молчать: «Ты уродуешь мою жизнь. Боюсь тебя, боюсь с тобой оставаться. Мама, посмотри, что он с дверью сделал». И рыдание. Муж кричал, что она врет, все в семье нормально: «Не хочешь меня видеть? Всё, ухожу из дома. Радуйся! Пошел я, пошел». И потянулся к куртке. Мать с мольбой дочери: «Прошу, возьми себя в руки. Не усугубляй. Хуже сделаешь». И к зятю: «Помнишь, на озеро нас всех возил? Помнишь? Когда у тебя выходной? Свозишь нас? И нашей девочке на природу надо, устала в школе». Он забыл про куртку: «Свожу, свожу». В красных глазах мысли нет. Снова взяла за руку, повела к дивану: «У тебя тяжелая работа, а ты не отдыхаешь. Тревожусь за тебя, нельзя же так вкалывать». Тупо зять сидит. Дочь: «Мама, он чудовище. Я так устала». Вскочил муж: «Что мелешь»? Мать цыкнула на дочь: «Молчи»! К зятю: «Я забыла, совсем забыла. Ты в каком магазине обои покупал? Хочу в коридоре сменить». Стараясь не морщиться от сильного выхлопа, слушала бессвязный рассказ. За плечо взяла: «Полежи, ты же устал. Все хорошо. Тебе поспать надо». Усилием уложила, пледом накрыла, палец к губам: «Ни звука». Внучка пришла. Бабушка снова палец к губам. Сидели на балконе, дверь плотно закрыли. И мать сказала: «Его две вещи могут остановить. Первая – работу сменить, чтобы не расслаблялся. Вторая – болезнь, когда ни капли нельзя. Не мечтай, доченька, не остановится. И кодироваться не будет. Бесполезно уговаривать». Горькая правда, потому что иллюзии не помогут. Дочь смотрела вдаль: «Выгнать не могу – жалко. Куда пойдет? Некуда идти. Погибнет на улице. Покоя мне не будет». Любит его, жалеет, как большинство женщин. Пьющий мужчина теряет самое важное – волю. В тряпку превращается. В таком случае женщина как в тупике, из которого выхода нет. Совет дадите? Автор Георгий Жаркой

Яшка- дурачок Анька Соколова пьющая была. И от собутыльника сына родила. Гены виноваты здесь или алкоголь?- Быстро ей сказали- сын глухонемой. Жили в деревеньке, в кособоком доме. Все же не оставила мать его в роддоме. Рос совсем не глупым, просто жил молчком. Все равно все звали Яшкой- дурачком. Анька напивалась каждый божий день. И дела домашние делать было лень. Птичницей трудилась и была в почете. Сколько бы не выпила- утром на работе. Яшка свою мамку все равно жалел. Делал все по дому, просто, как умел. Чтоб ее порадовать, срезал всю сирень. Не свою, соседскую, лез через плетень. Хоть и заприметил это старичок, С Яшки мало спроса, он же дурачок. Анька его тоже как могла- любила. Но тянула к рюмке снова злая сила. Как то не дружил он с местной детворой. Все его боялись, думали больной. Он порой за ними наблюдал тайком. Но ему грозили сразу кулаком. Оттого, наверное, он любил зверей. Всех без исключения, кошек и ужей. Пропустить не мог он ни одну букашку. И при встречи гладил каждую дворняжку. У соседской бабушки пас всегда гусей. А в конюшне часто чистил лошадей. Слышали, с коровами вел он диалог. Он на их мычание "Му" сказать лишь мог. Слезы в себе прятал изо всех силенок. Когда умер в поле пойманный мышонок. Всё это случилось как-то по весне. Быстро и ужасно, словно в страшном сне. Яшке было скучно, он пошел к реке. Видит, там, на льдине кто- то вдалеке. Яшка присмотрелся- это же щенок! Мечется бедняга и совсем промок. Паренёк не думая, побежал по льду. И кричать не может! Только "Му" да "Му"!!! Но внезапно ноги провалились, вдруг! Стало жутко холодно и вода вокруг! А щенок вот, рядом уж, лишь "подать рукой"! И рывок решительный делает герой! Пальцами застывшими песика берёт. На другую сторону бережно кладёт. К берегу стремительно побежал щенок. Только Яшка выбраться сам уже не смог... А в деревне суета, дом горит один. Анька и не ведала, утонул что сын. Рано нынче выпила, затопила печь. Яшку не печалить чтоб, спать решила лечь. Уголёк вдруг выскочил, рядышком дощечка... Старый домик, маленький, вспыхнул вмиг, как свечка... Так вода и пламя в один день сошлись. Быстро и по глупости отобрали жизнь... Вот два бугорочка, тут же крест стоит. На одной могилке пёсик часто спит. Сделал две таблички местный старичок. Кто- то нацарапал "Яшка- добрячок"... Автор Таня Сырцова

Если бы всё вернуть назад... С бабушкой Марфой мы познакомились этой осенью в деревне, куда я ездила с дочками на каникулы. Как-то вечером мы решили прогуляться и посмотреть, кто где живет. И в конце нашей улицы встретили старушку. Она шла с вёдрами на колонку за водой. Деревенские жители очень приветливы. Они всегда остановятся и поговорят с тобой, даже если вы не знакомы. – Я бабушка Марфа, – сразу представилась она. – Непривычное у меня имя, да? А вы, наверное, те самые многодетные москвичи. – Да, те самые. А про нас здесь, что, все знают? – Ой, как хорошо… Конечно знают, у нас же деревня. Сейчас уже поздно, а вот завтра приходите чай пить, – без церемоний позвала она нас, – я вон в том доме живу. Можете не стучать, дверь всегда открыта. На следующий день девчонки почему-то застеснялись, и я пошла одна. Я, если честно, очень люблю общаться со старыми людьми. У них есть потребность говорить, а мне нравится их слушать. Бабушка Марфа живёт одна. Домик у неё классический деревенский. Старенький. Такой, каким мы, закоренелые горожане, его себе представляем. С лампадкой перед старыми иконами и рушниками в углу, с сундуком, где обязательно должна храниться какая-то тайна, с кружевными занавесками и цветами на окнах, с высокой кроватью с пирамидой из трёх подушек, накрытой ажурными вязаными салфетками, с полосатым котом, который свернулся калачиком на кресле… И с этим неповторимым запахом, который витает в таких домах. Его сложно объяснить, но не почувствовать его невозможно. К моему приходу она растопила старую русскую печь, и было очень жарко. Я надеялась, что в дополнение к этой живописной картине она поставит на стол настоящий самовар, а из печи вытащит какой-нибудь каравай. Но это были уже мои фантазии. Самовар нам заменил банальный чайник. Зато об отсутствии каравая я совсем не пожалела. Бабушка Марфа пожарила ароматной картошечки, и мы ели ее с солёными огурцами и маринованными маслятами. И, скажу я вам, это было восхитительно. Она расспрашивала меня о муже, о детях. Но больше говорила сама. Рассказывала об этой деревне, в которой она родилась. Какой она раньше была богатой, цветущей. Одной из самых крупных в округе. Что здесь была школа, огромная конюшня, на лугах паслись стада, пахались поля… Но потом люди уехали в город на заработки, там и остались. И вымерла деревня. Почти каждый третий дом – заброшенный. И остались почти одни старики. Оказалось, что у неё семеро детей, трое из которых уже умерли, семнадцать внуков, а количество правнуков я не запомнила. Все ее потомки тоже давно разъехались кто-куда, навещают бабушку Марфу очень редко, но рассказывала она о них с огромной любовью и все повторяла: «Скоро кто-нибудь обязательно приедет сюда жить со мной, вот увидишь». И на глазах у неё выступали слезы. То ли грусти, то ли надежды. Во время нашего с ней разговора мне позвонил муж – узнать, как у нас дела. Говорила я с ним раздраженно. В предыдущую нашу беседу мы немного повздорили, и я все ещё обижалась. Жаловалась на трудности деревенского быта, на то, что дети не слушаются, прикормили всех деревенских собак, и теперь они ходят столоваться к нам в дом. Утром открываю дверь, а они уже там и ломятся на кухню. На то, что ночью по полу шуршит мышь, а вокруг кто-то бродит, и мне страшно. А он там один – отдыхает. Муж успокаивал, говорил, что скоро приедет и все наладится. А меня несло… В итоге я его не дослушала, буркнула: «Ну ладно, пока! Я занята!» – и повесила трубку. – Ты что, вот так с ним и попрощаешься? – спросила меня бабушка Марфа. – Муж же переживает, звони́т. А ты… – Ничего, завтра помиримся, – отмахнулась я. – Завтра… – задумчиво повторила старушка. Взяла альбом с фотографиями и начала листать. – Вот, смотри, это мой покойный муж Николай, – показала она на красивого улыбающегося парня в телогрейке… Были они из одной деревни. И Кольке-трактористу, парню весёлому, доброму и отзывчивому, чуть ли не с детства приглянулась взбалмошная рыжеволосая Марфуша. Добился он своего, и сыграли они свадьбу. Жили не хуже других, обзавелись хозяйством. Ссорились, мирились. Родили семерых детей. Только характер у Марфы смолоду был крутой, гордый и ревнивый. Правда, отходчивый. А Николай – мужчина видный, девкам местным очень нравился. Так и висли на нем. А он только улыбнётся им и спешит домой к своей ненаглядной скандальной Марфуше. Покричит она на него, погрозится девок за волосы оттаскать, а он ее обнимет, она и успокаивается. И опять в доме все хорошо. Но однажды Марфуша разошлась ни на шутку. Приревновала Колю к соседке-вдове Шуре. Та к ним то за солью, то за хлебом зайдёт. То попросит его что-нибудь починить. А он и отказать не может. Поползли по деревне сплетни. Марфу это очень задевало. И хоть и знала она, что Николай, кроме неё, ни на кого не смотрит, сделать с собой ничего не могла. И срывалась. В тот вечер Николай собирался на работу – в поле на несколько дней. А Марфа ему опять про Шурку. И костерит обоих непотребными словами. Все ему припомнила. Не только девок, но и поломанный забор и печь, которую тот никак не успевал починить. – Да ладно, Марфуш, – говорил он как всегда. – Я ж тебя люблю. Вернусь и забор починю. Мнётся на пороге, виновато улыбается. Ждёт. – Что, и не обнимешь на прощанье? – Иди-иди, потом поговорим, – буркнула она и захлопнула дверь. Сел он на свой трактор и уехал. – Хоть и часто мы ругались, но чтобы вот так я его перед работой не обняла, не поцеловала, чтобы не помирились, такого не было, – рассказывала мне бабушка Марфа. – Сама извелась, заснуть не могла. Рано утром стук в дверь У меня аж сердце остановилось. «Погиб твой Колька, – говорят, – на тракторе в овраг упал…» А я уже чувствовала… Думала, потом договорим. Не договорили. За один день поседела тогда рыжеволосая красавица Марфа. Когда хоронили мужа, все на гроб бросалась: «Прости ты меня, Коленька, вернись!» Мы помолчали. Мне не хотелось уже ни картошки, ни огурцов. – Знаешь, Лен, – сказала она тихо, – столько лет прошло, а мне все снится, что стоит он, как тогда перед дверью, мнётся, улыбается: «Что, и не обнимешь на прощанье?» Я обнимаю, и опять у нас все хорошо. У нас ведь, и правда, все было хорошо. Золотой он был, мой Коленька. Это я все придиралась. Снится, что утром он возвращается, и мы вместе чиним тот забор. И не хочу просыпаться. А днём все та его улыбка перед глазами. Последняя улыбка. Если бы можно было все вернуть назад. Приласкай я его, все, быть может, было бы по-другому… Мы ещё немного посидели, я поблагодарила за угощение, обещала зайти ещё, уже с девчонками, и засобиралась домой. Было уже поздно. Вышла на улицу. В свете фонаря искрился первый снежок. Где-то лаяли собаки. Я достала из кармана телефон: – Привет! Я очень соскучилась! – И я! Автор Елена Кучеренко

Киньте в меня камень, если я не прав.